После всего прослушанного, умный Шах как ни закатывал задумчиво глаза и как ни чесал нос, ничего толкового про "барабан", или дальнейшие действия "схронщиков" предположить так и не смог. Я втайне надеющийся на светлую голову зама, разочарованно крякнул, посмотрел на часы и пихнув Искалиева, который сидел укрывшись плащ-палаткой с головой, сказал:
– Не спи – "маркони". Пора весточку командованию слать.
Буквально тут же из-под брезента вынырнула голова Даурена, который протягивая мне гарнитуру, бодро доложил:
– А уже все готово, товарищ командир.
Одобрительно кивнув, я напялил резинку с наушником на голову, и прижимая ларингофон к горлу, проверил связь. Получив подтверждение, принялся докладывать сегодняшние наблюдения. Доклад принимал дежурный, но посредине разговора неожиданно нарисовался вечно бодрствующий Гусев, поэтому пришлось начинать разговор сначала. Серегу, как и меня очень заинтересовал характер груза притараненый новыми фигурантами. Выслушав все, вплоть до фантастических предположений о том, что это может быть даже фонарь ИК подсветки, командир чему-то обрадовался, обозвал меня "молодцом" и приказал вести наблюдение дальше. В случае же незапланированных изменений обстановки – действовать по обстоятельствам, после чего дал отбой связи.
Пожав плечами я передал наш разговор мужикам и глядя на начинающее сереть небо, сказал:
– Похоже на сегодня – все. Эти, в бункере, будут отсыпаться после перехода, да и нам пора на массу придавить. – а потом, глядя на то, как с листьев, собираясь в тоненькие ручейки сбегает вода, добавил – Во всяком случае попробовать. Вы тут сами меж собой решайте, кто дежурить будет, а мы потопали к себе. Пошли, Жан!
Радист, который уже закончил сворачивать рацию, кивнул и поднявшись двинул за мной в сторону второго НП, на котором уже почти час, мок в одиночестве Пучков.
Мне снился Гек, который восседая на "Ганомаге", через большой жестяной рупор рекламировал преимущества активного ночного прицела перед пассивным. Мол, и дальность действия у него гораздо выше и четкость изображения лучше. А чтобы полностью исключить демаскирующее тарахтение работы двигателя, который приводил в действие генератор, кузов БТР можно забить аккумуляторами и наблюдать за противником совершенно бесшумно, зато со всевозможным комфортом. Я, херея от идиотизма друга, громким шепотом требовал немедленно заткнуться и обещал набить морду, если он не уберет свой гроб на колесиках подальше от места засады. Но Леха только издевательски ржал в свой "матюгальник" и в конце концов сказав, что я ему надоел, вылил на подпрыгивающего возле "Ганомага" командира, целое ведро воды.
– Ап, ап!
Чуть не захлебнувшись, я рывком сел и спросонья ухватив лежащего рядом Пучкова за пятнистый загривок, подтянул его к себе, прошипев в недоуменно мигающие сонные глаза:
– Ты что, чудовище, совсем офонарел?!
Лешка, даже не пытаясь вырваться, растерянно пялился на сбрендившего начальника, а до меня постепенно доходило, что это все был сон. И разбудило меня вовсе не ведро воды вылитое орущим, зловредным лейтенантом, а собравшиеся в ручеек капли, которые бодро стекая с листьев, закончили свой путь на моей физиономии. Окончательно осознав это, я поправил сбившийся капюшон на Геке и неопределенно хмыкнул. Пучков, видя что командир прекратил буянить, осторожно поинтересовался:
– Сон хреновый?
– Ага...
Вытерев ладонью мокрое лицо, я огляделся. Дождь уже прекратился и появившееся солнце вовсю освещало лес, прокладывая между деревьев яркие полоски. Облака за те полтора часа пока мы кемарили, сдуло напрочь, поэтому ярко-синее небо обещало на сегодня отличную, теплую погоду. И это большой гут, а то пока спал – замерз как собака. Сейчас правда уже согрелся, но суставы скрипят один хрен. Потянувшись так, что позвоночник звонко прощелкал, я кивнул Жану, который уже несколько секунд торчал рядом и спросил:
– Как обстановка?
– Все тихо, командир. Поляки как влезли под землю, так больше не появлялись. Из воздуховода едой тоже не пахло, значит – они еще отдыхают.
– Понял. Что наши?
– Полчаса назад говорил с Шахом. У них тоже тихо.
– Ну и хорошо. Ты тут еще минут двадцать побди, пока мы сходим оправимся, а потом тебя сменим и тоже можешь поспать.
– Есть!
Еще раз кивнув Искалиеву я встал и закидывая автомат за плечо, приказал зевающему как бегемот Геку:
– Хорош нежиться. Пошли к ручью.
– К ближнему?
– Щаз! К ближнему пусть АКовцы бегают. А так как я с ними на одном гектаре и гадить не сяду, то идем к дальнему. – Пучков сделал удивленную морду, поэтому пришлось пояснить – Не хватало еще, чтобы нас со спущенными штанами какой-нибудь ранний птах из новопришедших застал. Заодно и разомнемся.
Лешка, удовлетворенный ответом согласно засопел и мы легкой трусцой поскакали в обход высотки, к большому ручью, находящемуся метрах в трехстах за холмом.
Когда все дела были закончены и я, отсторожив спокойную оправку подчиненного уже собирался возвращаться, Пучков, напяливавший в этот момент комбез, вдруг тормознулся, выглядывая что-то в свежей промоине образовавшейся после ночного дождя. Вниз, в овражек, где протекал ручей снова спускаться было лень, поэтому вытягивая шею, я поинтересовался:
– Чего ты копаешься?
Гек, еще с полминуты молча ковырялся в земле, а потом сполоснув руки вылез наверх и протянув мне ладонь, на которой лежал "смертник", сказал:
– Боец там наш. Давно лежит, видно с сорок первого – форма еще старая. От костяка почти ничего не осталось – звери растащили. Документов нет, зато медальон остался.