Попытка возврата – 3 - Страница 84

Но дальше был только Марат. Не понял... все что ли? Осветив помещение, осознал что действительно – все. На ногах были только мы с напарником. Остальные шестеро противников в разных позах сидели и лежали на полу. Двое, видно в поисках оружия тупо шарили перед собой руками, пока их точными пинками не приголубил Шах. Еще один тихо скулил в углу, хватаясь то за простреленное плечо, то за раненную ногу. Видно – определиться не мог, где больнее. Еще один, напротив – блажил во весь голос, держась за голову. "Мои" лежали тихо и воплями слух не оскверняли. Выключив наконец фонарь (света аккумуляторной лампы, упавшей на пол, но не разбившейся, вполне хватало) я спросил:

– Ты живой?

– Норма, командир. Оглох только на левое ухо. Вон тот мудак, прямо над головой очередь дал.

– Тогда вяжи их, пока не очухались, а я проконтролирую!

Шах, доставая веревку из кармана, и свой НР из ножен, ухмыльнулся:

– Так быстро они не очухаются. Вон тот подраненый и тот, которого ты срубил, видно удачно стояли во время взрыва хлопушки, поэтому хоть что-то видели, когда за оружие хватались. А остальные – как кроты сейчас. Да и звуковой волной их всех приложило неплохо...

– Точно. Но и нам повезло, что это "схроны", а не бункеры с противогранатными поворотами и большой площадью.

Шах кивнул и закончив скручивать руки очередному языку доложил:

– Все. Веревка закончилась.

– Держи мою.

Кинув напарнику кусок стропы, я свистнул:

– Фьюить! Эй, наверху! Давай сюда двоих! – пробурчав под нос – Не командирам же эти туши таскать...

Стоящие сверху и давно ждущие эту команду бойцы, через несколько секунд оказались рядом и сноровисто принялись оттаскивать упакованных "языков" к выходу. Увидев среди спустившихся кимовского парня, которого мы оставили на дороге, я спросил:

– О! Вы уже здесь? Быстро бегаете!

– А – тот отмахнулся – добежали-то мы быстро. До плеса. А куда точно идти, поняли лишь когда первый взрыв услышали.

– Ладно, тогда дальше разбирайтесь здесь сами. Пленных и оружие наверх. Барахло – тоже. А мы потопали... Пошли, Марат!

Выбравшись из этой норы, я с удовольствием закурил и молча принялся рассматривать, как "невидимки" шустро растаскивают извлеченных из-под земли поляков подальше друг от друга и тут же приступают к "потрошению".В принципе пленные ломались недолго. Уже через три минуты мы знали кто именно их командир, а еще через пять, Томаш Заремба, начал давать показания – что где и как. Правда главдиверсант свои слова периодически перемежал стонами и воплями насчет того, что "я ослеп" но после подбадривающих тычков, продолжал исправно выдавать информацию.

Слушая его, я мысленно гладил себя по голове и делал страшные глаза Шарафу. Ай да мы! Ай да молодцы! Вычислили все четко и правильно! Ведь поляки собирались обстреливать аэродром именно из Nb.W 41! Мы только в количестве ошиблись – эти ухари планировали использовать две установки Nebelwerfer. Ну, чтобы наверняка. И установили его не на поляне, а прямо в речке. В пяти километрах от аэродрома оказывается есть небольшая отмель и вымытый грот, на крутом берегу. Вот в этом гроте и спрятаны сейчас реактивные установки. А для стрельбы, их планировали выкатить на отмель и шарахнув прямо с воды (благо директриса получалась почти вдоль русла и берега не мешали), быстро свалить.

Разузнав все это, я вызвал Болотникова вместе с его гвардией и, передав им схрон для подрыва, затребовал машины, оставленные нами в лесочке. То есть не все машины, а один грузовик. До той излучины отсюда километров десять, а я уже настолько умотался за эти дни, что бегом их преодолевать просто ломы. Да и пленных – не на себе же нести? Кстати, этих пленных до сих пор продолжали колоть, на предмет еще каких-нибудь неучтенных диверсионных групп. Те орали, плакали, но были единодушны в своих показаниях – было две группы. Одна наблюдателей, а вторая, непосредственно – стрелков. Больше здесь никого нет.

Порадовавшись этому факту, я уже хотел было выдвигаться встречать машину, но тут вспомнил про потерянно стоящего под охраной Мищука. Хлопнув себя по лбу, подошел к нему и отпустив бойца, сказал:

– Вот и все Тарас Богданович. Позвольте вас поблагодарить за помощь.

Хуторянин только вздохнул, когда я пожал его руку, но это было еще не все:

– Вы учтите, что вас будут вызывать на допрос. Я разумеется передам все необходимое вашему уполномоченному НКВД, только расследование могут вести другие люди. И для них я сейчас напишу записку. В ней изложу, что вы сразу согласились сотрудничать с органами и что я вас завербовал. Поэтому арестовать вас, не ставя в известность меня, у них не получится. А арестовать я не дам... И еще – с сомнением поглядев на мужика, на всякий случай поинтересовался – надеюсь у тебя больше нет неучтенных родственников? А то вляпаешься очередной раз, я помочь уже не смогу...

Мищук замотал головой, я же, сев на поваленное дерево, стал писать спасительную для него бумагу. Печати конечно не было, но один черт, следователи на цидулю с ТАКОЙ подписью плюнуть не рискнут и все равно, в случае ареста Тараса, поставят полковника НКВД Лисова, в известность. Обязаны поставить. А там и посмотрим, у кого глотка громче и рука волосатей. Но, будем надеяться, до таких крайностей дело не дойдет.

Дописав, я вырвал листок и отдал его стоящему напротив человеку. И тут Мищук удивил меня еще раз. Взяв бумагу, он снял свою кепку и низко поклонился. Мля... Вот тебе и хуторской валенок. Нет, я всегда говорил, что они только с виду тормознутые, а на самом деле еще нам фору дадут в смысле соображалки. Вот и сейчас Тарас отлично понял, что за бумагу я ему дал. Выпрямившись Мищук посмотрел на меня странно заблестевшими глазами и твердо сказал: